“Connoisseur*”
рассказ-миниатюра, 2010, Виктория Радугина
Проснулся в отеле на нежных простынях из самого качественного, шелковистого сатина… Сразу вспомнил и ту ночь, – всего лишь несколько ночей назад, – на азиатской циновке, под тревожные звуки разнообразных экзотических тварей… Улыбнулся от приятного чувства удовлетворенного хищника. Побрился опасной бритвой, превратившись из авантюриста с диковато сверкающим глазом в полнейшего sweetheart, – милого джентльмена, симпатичного душечку со слегка застенчивой улыбкой.
Его функция, доверенная ему кабинетом королевы, была определенно блистательно выполнена, а жажда впечатлений, сродни гонке за адреналином, – не только и не столько в физическом, как в ментальном аспекте, – напоена новой порцией знаний, умозаключений, ощущений, да и, черт возьми, эмоциями через край! У него не было подобострастия к высокопоставленным чинам и правителям. Стимулом к тому, чтобы браться за подобные поручения, была жажда движения, новых дорог и открытий, и в себе, и в жизни. Сам он происходил из небольшого аристократического рода, но постоянно забывал об этом в местах, где было “положено” кичиться и рекомендоваться. Для него не было кумиров из плоти и крови. Для него существовали безусловная любовь и заслуженное восхищение. Не более того.
Надел свой старый любимый итальянский жилет, купленный в Венеции, расшитый когда-то золотыми нитками, что теперь свисают тут и там, а сам жилет напоминает тряпье нищего, перекочевавшего на него с плеча аристократа. Как ни странно, на нем это смотрелось с шиком естественности. Той, которой обладают только люди самого высокого полета. Они могут явиться в костюме моды позавчерашнего дня, в рваных выцветших пляжных одеяниях или лыжном свитере, но при этом всем будет понятен “класс” человека, не взирая на его вид. Чего на таком человеке вы не увидите никогда – это пошлой одежонки большинства. Даже при определенном дресс-коде эти люди будут выделяться. Великолепным покроем ли костюма, цветом ли цветка в петлице, общей ли ладностью и гармонией.
Спустился в маленькую ночную фанцузскую пекарню на углу обыкновенной лондонской улице в районе Westminster (наконец-то лондонцы приняли и оценили прелестное преимущество воздушных свежих круассанов перед неперевариваемостью их яично-беконного завтрака!). Серое небо тяжело нависало над зданием Парламента. А какое волшебное небо было в Сингапуре!.. Там, в роскошном белоснежном отеле “Raffles”, в баре с большими пальмовыми опахалами, где слышны отзвуки фортепиано, скоро прошуршит, прямо по скорлупе обезьяних орешков*, подол пурпурного платья его роковой Дамы сердца…
Она сейчас в поезде, пересекает километры между резиденциями двух престарелых, но бравых и великодушных генералов, один из которых, всего лишь в знак восхищения и почти отеческой опеки, подарил ей кофейную плантацию, а другой преподнес через почту кольцо с тяжелым рубином в полпальца. Приняла, ответом отправив записку: “Спасибо, подарок не возвращаю, предупреждая Вашу обиду, но более прошу не дарить столь дорогих знаков дружбы.”
В гостях она гуляла по хорошенькому, но, на ее вкус, слишком строго подстриженному саду, читала вслух французские романы, смеялась устаревшим, милым генеральским шуткам, вибрируя темными кудряшками в такт своему грудному смеху… Да, она всегда предпочитала кавалеров с честью, образованных джентльменов с безупречными манерами… Но кто из них смог бы развести костер в сырых джунглях? Кто мог говорить с местными на patois*, переплыть, не выпуская изо рта сигары, узкий, но стремительный студеный ворот реки, поблескивая мокрыми мышцами и улыбаясь искренней улыбкой действительно счастливого человека?.. Кто еще мог разделить с ней этот пьянящий нектар путешествий, что они глотали вместе полными ложками! Кто из мужчин определенного класса, кого она знала, мог запросто вступить в схватку с пьяным плебеем в грязном пабе, что раздухарился “классовым возмущением” от вида элегантно сидящего на его некрупной, но ладной фигуре, нового сюртука?.. Просто в схватку двух самцов, диких мачо, которые абсолютно на равных меряются силой и ловкостью? Ведь он считал, что, кем бы ни был мужчина, хоть королем, он обязан быть смелым и физически тренированным, и не давал себе поблажки в гармоничном поддержании этого здорового, местами шрамированного тела и этого смелого, мечтательного духа в нем.
Он почти единственный в текущем веке признавал за женщиной право на собственный выбор своего образа жизни и возможность получать наслаждения наравне с мужчинами. Ну, конечно, если она этого хочет. Экзальтированно-бесплотные и строгие викторианские дамы совсем не вызывали в нем интереса. Он был одним из редких мужчин, кто не считал, что круг женской жизни должен быть лимитирован варением домашнего мармелада и вождением детей в церковь по восресеньям. Поэтому они и тянулись друг к другу – изысканная в пленительной естественности женщина, искренностью напоминающая ребенка, нежная, но при этом авантюристичная и интеллектуально живая, и – настоящий, полнокровный, умеющий быстро принимать решения, но по-детски романтичный мужчина.
Музыка, книги, открытия, сверхскоростные игры мысли, великолепная еда и тончайшее вино, оценить которое может не каждый “король”, – ведь “голубая кровь”, знание высоких манер и образованность не являются мерилами вкуса, – были точками трепетного соприкосновения их сердец. Какая звезда благословляет при рождении породу столь ярких людей?..
Вместе они восторгались прекрасной музыкой в итальянской опере, где он с воодушевлением подпевал ариям. Интересующийся всеми последними техническими достижениями, он часто рассказывал ей о физике вещей и явлений, вызывая в ней восхищение и любование. В конце концов, кто мог еще разделить с ней без боязни, что леди “посягнет” на его “типично мужские” наслаждения, – хорошую сигару??… Они курили сигары из разных стран на пару, либо молча наслаждаясь в тишине, – и ароматным дымом, и нахождением рядом друг с другом, – либо вслух страстно обсуждая достоинства табаков. Кто другой мог не только уметь получать удовольствие от сигары в сочетании с хорошим напитком, но и рассказать о тонкостях процесса производства, уже, конечно, посетив сигарные фабрики и плантации, на которых vegueros* по его просьбе рассказывали ему о видах табака, любовно расправляя ферментированные пергаментно-коричневые бархатные листы узловатыми пальцами. Только он! Уж кем-кем, а снобом он не был никогда.
Однако, что может значить “сноб” для тех, кто не разделяет искренней радости (не путайте с банальным животным удовлетворением) от вкушения великолепных вещей – для ума ли, для души ли, для желудка ли? Не относят ли они “нас” – странно-восторженных и избирательных – к кругу подозрительных типов, ломак, непрактичных глупцов? Ведь одновременно он не гнушался распевать песни в таверне, окруженный простолюдинами, и не искал снисхождений от сильных мира. Не примыкал ни к каким чванским закрытым клубам, так как считал их глупыми. Но… Когда он появлялся в любом обществе, многие, даже те, кто считал его крайне чудным, экстравагантным, молча признавали его, как личности, недосягаемость для спесивых и пустых обывателей. Его “снобство” и было – в неприятии самого снобства как ограниченности мысли и мечты, как двойственной морали и отторжения настоящей человеческой радости, что частенько встречается в английских обществах более высоких сословий. Этого он не выносил, и отгораживался от пошлости и глупости как только мог.
Каждый день приносил радость, а его неподражаемое английское, немного “перевернутое” чувство юмора, помогало выжить в любой ситуации. Он оставался невозмутим и галантен, не смотря ни на что, терпя фиаско, падая и вставая, но улыбаясь тому, что все-таки получилось. Не сетуя на то, что вчера утопал в шелках и перинах, а сегодня придется спать под мостом. Однако всегда, даже в худшие моменты расчитывая на свои силы и веря в везенье. И, получив его, как очередное благословление от жизни, вскоре опять баловал все свои пять чувств настоящего коннессёра (connoisseur – это емкое слово я не собираюсь стыдливо переиначивать только потому, что его произношение на русском не очень благозвучно). И, в очередной раз увидев жизнь в сравнении, пролетев все уровни “from top to bottom”, еще более ценил все, что дается. И то, что достигается с превеликим трудом, и то, что иногда падает на голову везунчику, этому неутомимому искателю приключений. Счастье существования – таков всегда был девиз его жизни.
Чемоданчик со свежими белыми рубашками Thomas Pink и складными принадлежностями на все случаи готов к утреннему выезду. У него уже была назначена встреча в “Raffles”, особенная встреча… Так что ж, дамы и господа, не присоединиться ли нам к его увлекательному миру? Взгляните… Собственноручно вычистив до безупречного состояния (очень по-английски) свои ботинки (этого он не доверял никому!), он полулежит на софе со свежей газетой в руке. Призадумавшись, быстро просматривает последние политические новости. Его видавший виды “счастливый” котелок вернулся из химчистки и лежит на полке перед выходом, напоминая хозяину о новых дорогах. Connoisseur берет сигару, наливает в стакан отличного тяжелого сингл молта… А что потом? – На его столе уже лежит проект полета на воздушном шаре. Продолжение приключений следует…
__________
*Connoisseur – знаток и ценитель произведений искусства, ценных вин, хороших сигар, человек со вкусом.
*monkey nut (обезьяний орех) – арахис. Им традиционно усыпан пол в баре исторического отеля Raffles в Сингапуре, под высоким потолком которого, с ветки на ветку, раньше сновали живые обезьянки.
*patois (пАтуа) – ямайский креольский, почти все цветное население Ямайки использует слова из патуа.
*vegueros – крестьяне-табаководы, производящие табаки для сигар премиум-класса.
Виктория Радугина © 2010 | Victoria Radugina © 2010
Читайте другие рассказы и эссе на странице
Leave A Comment